Песне "Подмосковные вечера" при создании не сопутствовали необыкновенные обстоятельства.
Композитору заказали музыку к фильму "В дни спартакиады". Фильму композитор не придавал большого значения. Это была хроникально-документальная лента, репортаж, который два режиссера монтировали из кадров, отснятых десятью операторами.
Композитор и режиссер остановились на шести сюжетах, из которых пять были связаны с песнями. Слова для всех должен был написать М. Матусовский. Для "Подмосковных вечеров" он принес четыре куплета - обращение к милой тихим подмосковным вечером, когда "песня слышится и не слышится", а "речка движется и не движется, вся из лунного серебра".
Музыка решительно подняла текст, приняла на себя основную эмоциональную нагрузку. Поэтому и оказалось возможным подтекстовать к мелодии, когда она широко распространилась, разные слова на разных языках, с заметными изменениями смысла песни.
"Подмосковные вечера" сочинялись на Карельском перешейке в Комарово, в рабочем кабинете дачного дома на Большом проспекте, и первым слушателем была жена - Татьяна Рябова. Сам автор поначалу не оценил свой шедевр. Поэтому и не пошел на международный конкурс песен, проводившийся на всемирном фестивале молодежи в Москве летом 1957 года: предпочел конкурсу другие мероприятия фестиваля, да и больше его занимало, как он сам признавался, "боевое крещение" на фестивале песни "Если бы парни всей земли". Вот почему для него было полной неожиданностью присуждение первой премии и Большой Золотой медали "Подмосковным вечерам".
После фестиваля песню запели. Прошел год. В Ленинград приехал лауреат первой премии Первого международного музыкального конкурса имени П.И.Чайковского Вэн Клайберн. Он неожиданно пришел в гости в Дом композиторов на улицу Герцена. Немного сочинявший музыку, любивший песню, он хотел отдохнуть среди коллег от напряженных гастролей. Ради шутки В.Соловьев-Седой сыграл с ним в четыре руки забавный вальсик, а потом и "Подмосковные вечера".
Перед тем, как уехать на родину, Клайберн давал прощальный концерт в Москве. Концерт транслировался и семья В.Соловьева-Седого, естественно, собралась у телевизора. Бисам не было конца. Они составили дополнительное отделение, а публика все еще рукоплескала пианисту. И тогда он сел за фортепиано, и в наступившей тишине вдруг зазвучали "Подмосковные вечера" - в удивительном фортепианном изложении, насыщенно, полнозвучно, с новой гармонической подсветкой, прекрасными подголосками. И зал разразился громовой овацией - не только пианисту: другу советской музыки. Клайберн увез песню за рубеж и продолжал её там играть. В.Соловьев-Седой считал, что этот факт заметно способствовал стремительному распространению песни за рубежом.
С конца пятидесятых годов её играют и поют повсеместно. Начальный мотив стал позывным сигналом радиостанции "Маяк".
Печать публиковала подробные информации из-за рубежа:
Брюссель. Там известный джазмен Кенни Болл (Ball, Kenny) перед отлетом в Лондон случайно услышал по радио песню в исполнении венгерского ансамбля и, не уловив названия, тут же набросал мотив на обороте авиабилета.
В Лондоне Болл сделал джазовую аранжировку и выпустил пластинку с записью под названием "Полночь в Москве": пластинка разошлась в количестве трехсот тысяч экземпляров. США песня стала бытовать в трёх инструментальных вариантах.
Во Франции её включили в программу радио со стихами, обращёнными к далёкому другу с берегов Москвы-реки.
В Бразилию песню привезла из Москвы бразильская фольклорная группа "Фарропинья", и там тоже запись на пластинке передавало радио с такими примерно словами: "В Москве тебя встретят не только снега и ели - там много солнца и тепла. Но прекраснее всего там вечера... В Москве люди всегда улыбаются гостям, но приветливее всего они в тихие, летние вечера."
На конкурсе "Неаполь против всех", где в течение тринадцати недель на сцене театра "Делле Витторио" шло соревнование лучших песен мира и знаменитых неаполитанских песен в исполнении Марио дель Монако, Джильолы Чинкуетти, "Подмосковные вечера" в исполнении Анатолия Соловьяненко получили премию. "Для нашей страны это совершенно невероятная вещь", - писала итальянская газета "Паэзе сера".
| 
НАЗАД